Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и
что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
Осип. Да, слава
богу! Только
знаете что, Иван Александрович?
Городничий. Ну, а
что из того,
что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в
бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я
знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Мужик я пьяный, ветреный,
В амбаре крысы с голоду
Подохли, дом пустехонек,
А не взял бы, свидетель
Бог,
Я за такую каторгу
И тысячи рублей,
Когда б не
знал доподлинно,
Что я перед последышем
Стою…
что он куражится
По воле по моей...
— Не
знаю я, Матренушка.
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял он,
Да в землю сам ушел по грудь
С натуги! По лицу его
Не слезы — кровь течет!
Не
знаю, не придумаю,
Что будет?
Богу ведомо!
А про себя скажу:
Как выли вьюги зимние,
Как ныли кости старые,
Лежал я на печи;
Полеживал, подумывал:
Куда ты, сила, делася?
На
что ты пригодилася? —
Под розгами, под палками
По мелочам ушла!
Г-жа Простакова. Подите ж с
Богом. (Все отходят.) А я уж
знаю,
что делать. Где гнев, тут и милость. Старик погневается да простит и за неволю. А мы свое возьмем.
Стародум. Благодарение
Богу,
что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где
знает он, в
чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят,
что каждый должен искать своего счастья и выгод в том одном,
что законно… и
что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Г-жа Простакова.
Бог вас
знает, как вы нынче судите. У нас, бывало, всякий того и смотрит,
что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка, других посмышленее, так сколько трудисся! Вот и теперь, сюда шедши, я видела,
что к тебе несут какой-то пакет.
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не
знаю как!"За
что же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему. А он не то чтобы
что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному
богу; но кажется,
что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен,
узнав,
что им управляет не градоначальник, а изменник, и
что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
И
бог знает чем разрешилось бы всеобщее смятение, если бы в эту минуту не послышался звон колокольчика и вслед за тем не подъехала к бунтующим телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом… исчезнувший градоначальник!
—
Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, —
что истинной конституции документ сей в себе еще не заключает, но прошу вас, моя почтеннейшая, принять в соображение,
что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По времени выполним и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем,
что возложим упование наше на
бога!
— Не
знаете? То как же вы сомневаетесь в том,
что Бог сотворил всё? — с веселым недоумением сказал священник.
— А
знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на
что не похоже,
что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо,
что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет
Бог знает как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он
знал,
что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он
знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к
Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
— Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я
знаю.
Что делать? Беды большой нет.
Бог милостив… благодарствуй… — говорил он, уже сам не
зная,
что говорит, и отвечая на мокрый поцелуй княгини, который он почувствовал на своей руке, и вышел из комнаты.
— Ну, слава
Богу! Я не
знаю,
что говорю!
— Потому,
что ехать
Бог знает куда, по каким дорогам, гостиницам. Ты стеснять меня будешь, — говорил Левин, стараясь быть хладнокровным.
— Ах, Алексей Александрович, ради
Бога, не будем делать рекриминаций!
Что прошло, то прошло, и ты
знаешь,
чего она желает и ждет, — развода.
— Я и сам не
знаю хорошенько.
Знаю только,
что она за всё благодарит
Бога, зa всякое несчастие, и за то,
что у ней умер муж, благодарит
Бога. Ну, и выходит смешно, потому
что они дурно жили.
— Без тебя
Бог знает что бы было! Какая ты счастливая, Анна! — сказала Долли. — У тебя всё в душе ясно и хорошо.
— Я вижу,
что случилось что-то. Разве я могу быть минуту спокоен,
зная,
что у вас есть горе, которого я не разделяю? Скажите ради
Бога! — умоляюще повторил он.
«
Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если б не имел этих верований, не
знал,
что надо жить для
Бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того,
что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он всё-таки не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы не
знал того, для
чего он жил.
— Ах, maman, у вас своего горя много. Лили заболела, и я боюсь,
что скарлатина. Я вот теперь выехала, чтоб
узнать, а то засяду уже безвыездно, если, избави
Бог, скарлатина.
Но Константину Левину скучно было сидеть и слушать его, особенно потому,
что он
знал,
что без него возят навоз на неразлешенное поле и навалят
Бог знает как, если не посмотреть; и резцы в плугах не завинтят, а поснимают и потом скажут,
что плуги выдумка пустая и то ли дело соха Андревна, и т. п.
— А эта женщина, — перебил его Николай Левин, указывая на нее, — моя подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — и он дернулся шеей, говоря это. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет
знать, — прибавил он, возвышая голос и хмурясь, — прошу любить и уважать ее. Она всё равно
что моя жена, всё равно. Так вот, ты
знаешь, с кем имеешь дело. И если думаешь,
что ты унизишься, так вот
Бог, а вот порог.
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми,
что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но я
знаю,
что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради
Бога, будь вполне откровенен.
Будет и того,
что болезнь указана, а как ее излечить — это уж
Бог знает!
Недавно я
узнал,
что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить свое имя над чужим произведением. Дай
Бог, чтоб читатели меня не наказали за такой невинный подлог!
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом! Слава
Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в военной службе:
знаю,
что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
Слава
Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань.
Что сталось с старухой и с бедным слепым — не
знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..
«Послушайте, Максим Максимыч, — отвечал он, — у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким,
Бог ли так меня создал, не
знаю;
знаю только то,
что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том,
что это так.
Княгиня лечится от ревматизма, а дочь
Бог знает от
чего; я велел обеим пить по два стакана в день кислосерной воды и купаться два раза в неделю в разводной ванне.
— Ну полно, полно! — сказал Печорин, обняв его дружески, — неужели я не тот же?..
Что делать?.. всякому своя дорога… Удастся ли еще встретиться, —
Бог знает!.. — Говоря это, он уже сидел в коляске, и ямщик уже начал подбирать вожжи.
Наконец — уж
Бог знает откуда он явился, только не из окна, потому
что оно не отворялось, а должно быть, он вышел в стеклянную дверь,
что за колонной, — наконец, говорю я, видим мы, сходит кто-то с балкона…
— А
Бог его
знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в деле, например: ведь весь исколот, как решето, штыками, а все махает шашкой, — штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув ногою о землю: — Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все,
что я слышал, сидя за забором; он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что.
— Да как же в самом деле: три дни от тебя ни слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем, на сколько времени? Помилуй, братец, как же можно этак поступать? А я
бог знает чего не передумал в эти дни!
Инспектор врачебной управы вдруг побледнел; ему представилось
бог знает что: не разумеются ли под словом «мертвые души» больные, умершие в значительном количестве в лазаретах и в других местах от повальной горячки, против которой не было взято надлежащих мер, и
что Чичиков не есть ли подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия.
На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был прав, потому
что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром,
бог весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской церкви,
зная,
что отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки.
— Попробую, приложу старанья, сколько хватит сил, — сказал Хлобуев. И в голосе его было заметно ободренье, спина распрямилась, и голова приподнялась, как у человека, которому светит надежда. — Вижу,
что вас
Бог наградил разуменьем, и вы
знаете иное лучше нас, близоруких людей.
Главная досада была не на бал, а на то,
что случилось ему оборваться,
что он вдруг показался пред всеми
бог знает в каком виде,
что сыграл какую-то странную, двусмысленную роль.
Потом,
что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и
что будто бы государь,
узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами, и далее, наконец,
бог знает что такое,
чего уже он и сам никак не мог разобрать.
Не то на свете дивно устроено: веселое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда
бог знает что взбредет в голову.
Старуха задумалась. Она видела,
что дело, точно, как будто выгодно, да только уж слишком новое и небывалое; а потому начала сильно побаиваться, чтобы как-нибудь не надул ее этот покупщик; приехал же
бог знает откуда, да еще и в ночное время.
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его
знает, может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он,
что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и
бог весть.
Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумался. Значенье жизни опять показалось немаловажным. «Муразов прав, — сказал он, — пора на другую дорогу!» Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой потащил за ним шкатулку, другой — чемодан белья. Селифан и Петрушка обрадовались, как
бог знает чему, освобожденью барина.